“… что не знал Эвклид,
что, сходя на конус,
вещь обретает не ноль,
но Хронос.”
И. Бродский
Милый Глоссарий,
мне всё больше кажется,
что сообразность мысли и цели,
гамлетовский синдром —
это только прелюдия жизни.
А жизнь — это лишь отражение жизни.
Выражение, если хотите.
И с тех пор,
как Вы так лежите
на моём четвероногом столе,
с невозмутимостью Будды
и жёстким слогом,
мы образуем сообщающиеся сосуды,
которым ни до кого нет дела.
Вы таете,
а я разбухаю, как fetus (или утробный плод),
до критического предела,
именуемого перевод,
как ни противятся этому
Ваша английская сущность, печатность
и моя чисто славянская лень.
И, всё-таки, тягостно сознавать,
скоро наступит день,
с суетой, обязательной ватностью облаков,
вещим криком ворон, выражением скуки.
Мгновение,
когда Вас коснутся
в две руки с противоположных сторон
и жизнь потеряет смысл.
И тут же приобретёт движение к миражу.
Днём. А пока сижу,
склоняясь к тому листу,
где рассматриваю набережную в Шанхае,
(как, наверное, всё в Китае, очень узкую),
чтобы перевести Вас,
как по мосту, в иную реальность,
реальность русскую.
Где потом, перебирая даты и лица,
может статься,
Вы вспомните обо мне,
какой-нибудь звёздочкой,
прим. на последней странице.
Или, может, когда-нибудь я,
пропадая от одиночества и пустоты,
в какой-нибудь Караганде или Бийске,
обжигаясь окурком, марая листы,
напишу Вам стихи на английском:
ЯМБОМ,
В НЕБО,
КАК НИМБОМ!
А впрочем,
какая разница.
Прискорбно, но неизбежно одно:
мне заплатят за Вас,
за то, что я с Вами сделала,
напрягая свой третий глаз
над разъятым бумажным телом.
Питер, декабрь 1991 г.