Кто-то выглянул в окошко –
пролилися щи из ложки.
Собирали эти крохи,
эти вздохи, – скоморохи.
Птица по небу летела,
унося из виду тело.
Так летела, как хотела,
оглянуться не успела.
Лошадь по полю скакала,
ветра много – толку мало.
Сердце по полу стучало,
звона много – страху мало.
Где доспехи, конь, забрало?
Смеху много – горя мало.
Орлеанской девы тень
поплелася на плетень.
Смехи – смехи – смехи – плач!
Расквитаемся, палач?
Что мне, милый, эти вехи
для судьбы и для потехи,
если не пришла пора
у сосны для топора?
Приноси с собою плаху,
приводи с собою сваху.
Да смотри, не дай же маху!
А пока, не прячь лицо –
курица или яйцо?
Желты ушки – уж и ужо,
что-то выползет наружу.
Что-то вытрясет гроза
белым лбом на образа.
Как всегда, суров и беден,
век молебнов и обеден.
И туманятся под бровью,
потемневшие любовью.
И густеет, как эмаль,
обездоленная даль.
Путь ни близок, ни далёк –
надломился стебелёк.
Ты, Россия – смех в росе,
в каждом доме по косе.
И украсит эти косы
снег в январские морозы.
Неизведанное звучно.
Нареченные тихи, как молитва.
Что грехи?! Жизнь – стихи.
И смерть – стихи.
А грехи, что лемехи.
А слова, что жернова.
По мосту запляшет плут.
По спине запляшет кнут.
Душу вынут и поймут,
невзирая на обломки,
что душа, она – потёмки.
Если высказать иначе,
у души есть та прозрачность,
что воды не замутит.
Оттого душа летит.
Кто-то выглянул в окошко –
пролилися щи из ложки.
Собирали эти ахи, эти вздохи,
эти крохи, – скоморохи.
Питер, 1991 г.
